В конце минувшей недели Казань посетил один из самых уважаемых и авторитетных иерархов РПЦ — митрополит Иларион. За два с небольшим дня он побывал на концерте, где ГСО РТ была исполнена его оратория «Страсти по Матфею», принял участие в богословской конференции, встретился с семинаристами и совершил богослужения. Его Высокопреосвященство дал эксклюзивное интервью корреспонденту «Реального времени», в котором рассказал о духовном возрождении Церкви, потенциале Казанской семинарии, особой роли Татарстана в вопросах межрелигиозного взаимодействия и многом другом.
«Наше сотрудничество — ответ тем, кто сеет межнациональную рознь»
— Ваше Высокопреосвященство, ваш доклад на конференции в Казани был посвящен православию и исламу. Это какой-то новый взгляд?
— В Татарстане на протяжении четырех с половиной веков живут православные и мусульмане. Уникальный опыт братского сосуществования религиозных общин обсуждается не в первый раз. Этой теме был посвящен мой предыдущий визит в Татарстан в ноябре 2011 года. Тогда я имел возможность общаться с муфтием Татарстана, выступал с докладом о православии и исламе в Российском исламском институте. Взаимодействие и сотрудничество православных и мусульман — это наш совместный ответ тем силам, которые заинтересованы в разжигании межнациональной и межрелигиозной вражды. У Русской православной церкви и российской мусульманской общины имеется большой потенциал взаимодействия: духовное воспитание молодежи, совместное противостояние агрессивной секулярной идеологии, отстаивание традиционных нравственных ценностей. Знаю, что Татарстанская митрополия уделяет межрелигиозному взаимодействию особое внимание.
«Взаимодействие и сотрудничество православных и мусульман — это наш совместный ответ тем силам, которые заинтересованы в разжигании межнациональной и межрелигиозной вражды»
— Что дадут просто верующим людям, прихожанам храмов торжества, в рамках которых проводилась конференция в Казани? Далеко не все искушены в богословии.
— Святой князь Владимир сыграл фундаментальную роль в формировании русской цивилизации. Его жизненный путь — преображение из жестокого язычника в великого святого, из разрушителя в созидателя — должен быть для каждого верующего духовным назиданием. Празднование 1000-летия со дня его преставления призвано не только почтить свершения великого князя, но и напомнить всем нам о его духовном подвиге. Пример князя Владимира стал для православных людей краеугольным камнем не только в построении государственности, но и в строительстве личного спасения.
— Что для вас значит личность князя Владимира?
— Для меня это яркий пример неустанного духовного созидателя. Колоссальные результаты трудов князя невозможно переоценить: вся история нашей страны, вся наша уникальная цивилизация пронизана духом христианства, которое принес на Русь святой князь. Деяния князя Владимира как государственного деятеля и христианина очень многогранны. Для восточных славян момент крещения Руси стал переломным, их бытие качественно преобразилось, православие стало главным духовным стержнем. Немаловажно, что именно к правлению князя Владимира восходит начало систематического попечения о сиротах, бедняках и убогих. Заслуживает отдельного внимания внешняя политика князя Владимира. Его языческие предшественники — киевские князья — постоянно воевали с православной Византией, он же вступил с ней в союз, проводил мирную и дружелюбную политику в отношении иных народов и государств.
«Возродить духовную академию в Казани реально»
— Есть идея возрождения в Казани духовной академии. Известно, что в прошлом веке это казанское учебное заведение было одним из самых уважаемых в России. Вы полагаете, открытие академии в нашем городе реально?
— Вопрос об академии находится в сфере компетенции учебного комитета Русской православной церкви. Со своей стороны считаю, что задача возрождения академии вполне разрешима. Для этого необходимо только добавить подготовку специалистов по кандидатской программе, ведь подготовка по бакалавриату и магистерской программе уже успешно осуществляется. В Казанской семинарии сейчас очень деятельный ректор — игумен Евфимий (Моисеев), который является одним из ярких представителей научной школы Московской духовной академии, уверен, что он сможет осуществить эту задачу.
— Начало девяностых годов прошлого века ознаменовалось всплеском интереса к православию. На ваш взгляд, эта тенденция сохранилась?
— Последние 25 лет в жизни нашей церкви — эпоха духовного возрождения. Оно происходит беспрецедентными темпами. За эти годы было сделано очень многое: построено и восстановлено более 25 тысяч храмов, появилось более 800 новых монастырей, были открыты новые духовные школы, церковная жизнь возродилась в полном объеме. Этот феномен не имеет аналогов в церковной истории.
«Последние 25 лет в жизни нашей церкви — эпоха духовного возрождения. Оно происходит беспрецедентными темпами»
В какой-то момент было впечатление, что дошли до пика и дальше развиваться некуда, появилась удовлетворенность в достигнутом. Восшествие святейшего Патриарха Кирилла на патриарший престол придало новый импульс духовному возрождению. Стало ясно, что процесс возрождения далеко не закончен, охвачены не все аспекты церковной жизни, предстоит решить еще много вопросов. За минувшие шесть лет церковью была проделана огромная работа: было значительно реформировано церковное устройство, реструктурированы епархии, рукоположено много новых молодых епископов. Все это позволило сделать церковь ближе к пастве, к людям. Большое внимание уделяется работе с молодежью.
В наши дни воцерковление общества продолжается благодаря тому, что церковь не замкнулась на саму себя. Сегодня важнейшая для нас задача — воцерковление тех, кто формально относит себя к Русской православной церкви, но при этом не живет полноценной церковной жизнью, не понимает многих аспектов православного вероучения. Для церкви важны не цифры и проценты, а личный контакт с каждым человеком, важно качество его духовной жизни.
Несмотря на нападки критиков, антицерковные информационные кампании, влияние церкви продолжает расти. Проведенные социологические опросы говорят об очень высоком рейтинге доверия населения к Патриарху, в храм приходят новые люди, растет уровень духовного развития и образования среди тех, кто уже находится в церкви. Отношения церкви и мира становятся все более интерактивными. Церковь не только учит, но и слушает людей.
«Православным и мусульманам надо узнавать друг друга»
— В Татарстане мирно существуют православие и ислам, но, к сожалению, и наши батюшки, и имамы не всегда хорошо разбираются в тонкостях соседствующих конфессий. Важно ли для православных разбираться в исламе, и наоборот?
— Очень важно, чтобы православные и мусульмане лучше знали друг друга. В 2011 году я прочитал лекцию на тему православно-исламского диалога студентам Российского исламского института. Я постарался рассказать о том, что объединяет наши традиции. Это вызвало интерес и понимание.
«Отношения церкви и мира становятся все более интерактивными. Церковь не только учит, но и слушает людей»
Не так давно мы пригласили к нам в Общецерковную аспирантуру для подробного выступления об основах исламской традиции известного в Казани богослова, муфтия Фарида Салмана. Его выступление было воспринято студентами с огромным интересом, было задано множество вопросов. Насколько мне известно, в Казанской семинарии изучению ислама уделяется особое внимание. Знание, причем аутентичное, об основах иной веры является преградой на пути распространения экстремистской идеологии.
— Духовные семинарии — довольно-таки закрытые учебные заведения. Насколько важно будущему священнику найти свой «выход в мир», быть ориентированным в реалиях современной жизни?
— Конечно, священник должен быть открыт для мира, он не должен быть элементом некой изолированной субкультуры. Еще с семинарской скамьи он должен учиться находить универсальный подход к самым разным людям. В наше время пастыри могут открыто выступать в СМИ, на публике, перед широкой, в том числе нецерковной аудиторией. Это дает нам большие преимущества для проповеди Христа, но с другой стороны налагает большую ответственность, ибо наши слова подвергаются критическому анализу, нам задают подчас неприятные, провокационные вопросы. И священник должен уметь на них ответить достойно и спокойно.
Мы в нашей Общецерковной аспирантуре первостепенное внимание уделяем тому, чтобы преодолеть «закрытость» духовного образования. Мы активно налаживаем сотрудничество со светскими институтами, как отечественными, так и зарубежными. Знаю, что такая работа ведется и во многих семинариях, в том числе Казанской: будущие священники проводят уроки в школах, общаются в ходе конференций с представителями научного сообщества.
«Моя оратория — это не стилизация «под Баха»
— Оратория «Страсти по Матфею» — сочинение необычной силы. Образ этого евангелиста не единожды возникает в творчестве разных композиторов и режиссеров. Почему именно Матфей?
— Когда в 2006 году я начинал писать это сочинение для хора и струнного оркестра, я использовал баховскую форму, но наполнив ее православным содержанием. Я сознательно назвал свое сочинение «Страстями по Матфею», чтобы связь с Бахом была продекларирована в названии. В то же время это не стилизация «под Баха». В произведении присутствуют разные музыкальные стили. Некоторые номера выросли из традиции русского церковного пения — как древнего, одноголосного, так и многоголосного. Это сочинение, обращенное изнутри храма к тем, кто находится вне храма.
Для меня создание этого произведения было миссионерским проектом — таким же, как написание книг о православной вере. Мне очень хотелось поделиться с людьми, далекими от церкви, теми чувствами, которые мы испытываем, внимая церковным песнопениям. Мне хотелось, чтобы люди, которые не ходят регулярно в церковь, могли услышать те тексты, которые мы слышим на богослужениях Страстной седмицы. Ведь даже далеко не все православные христиане на Страстной седмице ходят в храм. Одни не понимают или плохо понимают церковно-славянский язык, другие устают после работы и не приходят на службы. Есть немало людей и верующих, и церковных, которые все-таки проходят мимо этих потрясающих служб Страстной седмицы.
«Для меня создание этого произведения было миссионерским проектом — таким же, как написание книг о православной вере»
Эти службы — удивительное духовное сокровище. В моем становлении как христианина и как священнослужителя они сыграли огромную роль. Став священником, я каждый год ждал и теперь всегда жду богослужений Страстной седмицы, для меня они вместе с пасхальным богослужением становятся духовной кульминацией всего литургического года. Этот опыт мне и хотелось средствами музыки передать людям, которые с богослужением, может быть, недостаточно знакомы. Для меня слушатели, сидящие в зале, это такие же прихожане, как те, кто ходит в мой храм. И музыка — одна из форм проповеди. Музыка призвана передавать чувства и переживания от автора через исполнителя к слушателю. В том числе чувства и переживания религиозного характера. И в этом смысле она может быть одной из форм проповеди. А когда в концертном зале звучит евангельский текст, это уже становится прямой проповедью.
— Чтец у вас произносит текст на современном русском языке. Почему?
— Вначале он читал на церковно-славянском, но затем по просьбам слушателей мы заменили его на современный русский язык. Так понятнее слушателям, и концертный зал — это все же не храм.
«Плохой дирижер может «убить» композитора»
— Вы сказали, что музыка призвана передавать чувства от автора через исполнителя. Первым дирижером, работавшим над «Страстями по Матфею», был Владимир Федосеев. Важно ли для вас, какой оркестр исполняет ваши сочинения и кто стоит за пультом?
— Безусловно, роль художественного руководителя и дирижера весьма значительна. Интересно, когда мы работаем с партитурами композиторов, то даже в самом сложном оркестре у каждого музыканта в партитуре выписана каждая нота. Он не имеет права сыграть ни одну лишнюю ноту. Но в партитуре отсутствует дирижер. Для него есть только какие-то указания, например, какой брать темп, но в целом во всей партитуре для него нет ни одной строчки. Но ведь именно от интерпретации дирижера во многом зависит, как прозвучит то или иное сочинение. Я слышал такие интерпретации сочинений некоторых знаменитых композиторов, например, Петра Ильича Чайковского, которые «убивали» произведение, делали его антиподом того, чем оно должно быть на самом деле.
«Роль дирижера огромна, потому что своим исполнением он может как похоронить произведение, так и, наоборот, возродить его к жизни»
Задача дирижера заключается, прежде всего, в том, чтобы уловить дух композитора и не просто отбивать ритм, такт, а вдохнуть жизнь в партитуру и передать характер произведения музыкантам оркестра, а через них уже и слушателям. Это многообразный, многоплановый процесс. Ответственность дирижера — проводника между автором и слушателями — огромна. Есть даже примеры, когда произведением дирижирует автор, и оно не имеет успеха. Композитор — это одна профессия, дирижер — другая. И не всегда таланты человека в одной сфере могут совпадать с его способностями в другой. Есть композиторы, которые, создав замечательное произведение, совершенно не способны его потом «презентовать», донести до слушателя. Для этого уже нужны другие люди, интерпретаторы. Здесь, конечно, роль дирижера огромна, потому что своим исполнением он может как похоронить произведение, так и, наоборот, возродить его к жизни. Можно вспомнить один достаточно известный прецедент из истории музыки, когда после смерти Баха его музыка фактически была забыта на долгие годы, примерно на 70 лет. Ее возродил двадцатилетний Мендельсон, который нашел рукопись величайшего произведения «Страсти по Матфею», собрал огромный оркестр, хор и организовал публичное исполнение, тем самым возродив интерес к забытой после смерти Баха музыке.
— Ваша оратория имела в Казани огромный успех. Вы планируете в дальнейшем сотрудничать с ГСО РТ и Александром Сладковским?
— С удовольствием буду сотрудничать, если оркестру и дирижеру будут интересны мои сочинения. Оратория была написана не для полного состава оркестра, но у меня есть произведения и для полного состава. Работать с ГСО РТ мне было бы очень интересно.
— Фрагменты из оратории звучат в фильме Павла Лунгина «Дирижер». Как возник этот проект?
— Я познакомился с Павлом Семеновичем Лунгиным несколько лет назад — вскоре после того, как он создал свой фильм «Остров».
— Я могла бы догадаться…
— Фильм произвел на меня положительное впечатление. И вскоре после того, как я написал свою ораторию «Страсти по Матфею», я подарил Лунгину диск с видеозаписью премьерного исполнения этого сочинения, на котором присутствовали покойный святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II и нынешний святейший Патриарх Кирилл (тогда председатель отдела внешних церковных связей), дирижировал Владимир Федосеев. Лунгину понравилась эта музыка, и мы стали обсуждать вопрос о том, как можно было бы усилить эту музыку неким видеорядом. Мои идеи были довольно простые: проиллюстрировать ее древними фресками, допустим, византийскими, македонскими, сербскими, с изображением тех сцен из истории страстей Христовых, о которых говорится в Евангелии и поется в этой оратории. Лунгин сразу же сказал, что ему это не интересно, потому что он делает не документальное, а игровое кино и, в свою очередь, предложил соединить музыку с неким действием. Дальше он начал работу над сценарием. Она была довольно долгой (за это время я стал председателем отдела внешних церковных связей и митрополитом). Было несколько вариантов сценария, и вот в какой-то момент появился тот, который его удовлетворил.
«Музыка оказалась не просто саундтреком к фильму: она стала одним из главных действующих лиц»
— Вы участвовали в съемках?
— В процессе съемок я не участвовал. Присутствовал лишь один раз на съемке одного эпизода, когда дирижер выходит на сцену и начинает играть мою музыку. В итоге получился продукт, на мой взгляд, успешного творческого союза. Музыка оказалась не просто саундтреком к фильму: она стала одним из главных действующих лиц в этом фильме. Более того, некоторые эпизоды фильма полностью вписаны в хронометраж конкретных номеров оратории «Страсти по Матфею».
— Каким образом при вашей фантастической загруженности вы находите время писать музыку? Откуда берутся силы?
— Муза посещает меня достаточно редко и не всегда вовремя. Я бы даже сказал, всегда не вовремя, так как в моем графике для нее вообще не предусмотрено времени. Бывали случаи, когда я писал и в самолетах, и в залах ожидания, и в поездках. Например, «Блаженны» из «Страстей по Матфею» были начаты в зале ожидания аэропорта Шереметьево, а закончены уже в воздухе. «Ударным» для меня был 2006 год, когда я был гораздо свободнее, чем сейчас, и написал три крупных произведения — «Божественную литургию», «Всенощное бдение» и «Страсти по Матфею». В 2007-м я написал «Рождественскую ораторию», а в 2008-м в течение одной недели — симфонию «Песнь восхождения». После того, как в 2009 году я был назначен председателем отдела внешних церковных связей, я практически перестал писать музыку. С тех пор появилась только кантата «Стабат матер», но основные ее части были написаны до 2009 года, небольшое «Кончерто гроссо» и «Фуга на тему BACH». Вот уже несколько лет, как я не написал ни одной музыкальной строчки.
— Кого из современных композиторов вы слушаете?
— Главный композитор двадцатого века для меня — Шостакович.
Источник: Реальное время